Фриц Морген: интервью о времени

На радиоточке вышел новый подкаст – интервью с Фрицем Моргеном (если радиоточка не отзывается по каким-то причинам, ну всякое бывает, попробуйте на podfm или на rpodе).

Ниже – текстовая расшифровка разговора.

Сергей:
Сегодня в гостях у радио-точки – один из, наверное, наиболее известных русскоязычных блоггеров, человек, чьи мысли и рассуждения не оставляют никого равнодушным, Фриц Морген. Здравствуйте, Фриц.

Фриц:
Добрый день.

Сергей:
Фриц, ваш псевдоним выглядит не просто анонимным, а подчёркнуто анонимным, и звучит, может быть, не раздражающе, но, по крайней мере, непривычно для нашего обывательского уха. Ваша анонимность и сокрытие личной информации у вас по причине безопасности, или так просто проще жить и доносить свои идеи в массы? Либо вы сторонник кастанедовской теории стирания личной истории?

Фриц:
Насколько я понимаю его теорию, он имеет в виду, что должен говорить не человек, а должны говорить его слова. И один и тот же текст, который произносит, допустим, Владимир Путин, и тот же самый текст, который произносит Василий Пупкин, они сейчас в сознании обывателя воспринимаются абсолютно по-разному.

Интернет через анонимность эту проблему разного восприятия одинакового текста может решить – тексты анонимного человека воспринимаются одинаково всегда. Таким образом, если мы хотим сосредоточиться именно на смысле слов, которые человек говорит, а не на его личности, харизме, известности или богатстве, то нам надо говорить анонимно.

Таким образом, я считаю, если человек хочет говорить что-то серьёзное, он не должен своей личности уделять слишком много внимания. В идеале надо, чтобы человек полностью был анонимен. Ну собственно, исходя из этого я в самом начале выбирал себе ник. И сейчас у меня очень большая проблема, что у меня сложилась уже какая-то репутация, и достаточно часто мои слова воспринимают в неразрывной связке с моей личностью.

Сергей:
Т.е. ваш ник тоже стал вашей личностью… Но тогда самое время создать другой ник, и под ним сделать какой-то другой проект?

Фриц:
Я думаю об этом, и собираюсь через какое-то время постричься обратно в анонимусы. Ну посмотрим – это ведь тоже надо готовить, надо создавать какую-то площадку для этого, не всё так просто… Но в целом в идеале – да, я собираюсь через какое-то время разговаривать анонимно снова, как это было три года назад, когда я начинал вести свой блог..

Сергей:
А насколько, по-вашему, ваш образ, образ Фрица Моргена в интернете, который сложился, соответствует и совпадает с вашей личностью, как вы сам это видите? В жизни вы другой, это – актёрская маска, или никаких глобальных изменений нету, вот вы такой?

Фриц:
Ну давайте считать – мой блог ведётся три с половиной года, это приблизительно 1200-1300 записей в нём. Соответственно – если человек пишет 1300 записей в дневнике, его личность должна любому внимательному читателю быть очень хорошо видна. Утаивать её на протяжении такого большого количества сообщений практически невозможно – тут, я думаю, не справился бы даже Штирлиц.

Сергей:
Вы имеете в виду, что если создать другой ник, или выступать под анонимусом, всё равно рано или поздно разгадают и свяжут два ника? Т.е. ник можно сменить, но умище-то куда деть?

Фриц:
Не удалось объяснить 🙁 Я имею в виду, что любой, кто читает мой блог достаточно долго, достаточно хорошо представляет настоящего меня. Ну а если кто-то прочёл, допустим, 2-3 последних записи, понятно, по ним сказать что-то очень сложно.

Сергей:
Как вам вообще удаётся находить время на регулярные блогопостинги? Я сам пытался делать что-то очень регулярно (писать), но к моему стыду, у меня не совсем это получается, и я очень уважительно отношусь к людям, которые могут себя настолько дисциплинировать. Что-то писать в блоге – это хобби у вас, или больше, чем хобби? Приходится ли себя заставлять, и насколько часто?

Фриц:
Заставлять себя приходится однозначно, а по поводу времени – знаете, это можно сравнить, допустим, с подтягиваниями. В принципе, чтобы подтянуться 50 раз, времени много не надо – ну буквально, несколько минут. Но вполне очевидно, что неподготовленный человек, даже если у него будет не несколько минут, а несколько часов, всё равно 50 раз не подтянется. То же самое приблизительно и с записями – времени на собственно написание поста нужно крайне редко больше одного часа. Но вот заставить себя, найти в себе силы сесть и написать – вот это тяжело. Это большинство людей не могут, и у меня это умение развивалось достаточно долго.

Сергей:
А правда ли, что если делать нечто, заставлять себя достаточно долго, скажем, в течение месяца каждый день, то потом оно входит в привычку, и идёт очень просто?

Фриц:
Ну не знаю, я в это не верю. Допустим, я зарядку заставляю себя делать уже много лет, и до сих пор особого удовольствия от неё не получаю.

Сергей:
Последние полгода, по-моему, в вашем блоге я не встречал заметок, касающихся метасатанизма напрямую. Идеи, которые высказывались год назад, два года назад, и которые собраны на сайте metasatanism.ru – они уже сформировались в нечто цельное? Развивается ли эта тема, или всё, что можно было сказать, уже сказано?

Фриц:
Она развивается, но она развивается далее в моей голове, потому что, к сожалению, говорить то, что я говорил два года назад, на аудиторию в несколько десятков тысяч человек я считаю неправильным. Метасатанизм не должен быть массовой религией, я не собираюсь создавать секту и нести просвещение дальше в массы. Если у меня есть выбор – рассказать это всем или не рассказать никому, я предпочитаю не рассказывать о своих последних мыслях никому. Иначе это может привести к разным печальным последствиям.

Сергей:
У вас есть адепты, которые требуют сделать следующий шаг какой-то?

Фриц:
Нет, адептов нет, это сугубо религия индвивидуалистов. Есть люди, которые регулярно напоминают, просят рассказать что-то новое, есть люди, с которыми мы изредка переписываемся по электронной почте, обсуждаем какие-то вопросы. А дальше, соответственно, если бы я захотел это развивать, наверное, самым разумным для меня было бы завести ещё один дневник под новым именем, и это писать там. Формат дневника, к сожалению, пришлось изменить после того, как была достигнута планка где-то в 5000 читателей.

Сергей:
Фриц, вопрос по поводу часто затрагиваемой в последний год темы ювенальной юстиции в ваших постингах. Кажется ли вам, что в России эта тема одна из наиболее острых, и Россия идёт впереди планеты всей, в плохом смысле, или может, это всё общество мировое развивается в эту сторону, и это – некоторое эволюционное развитие всех стран, и Россия просто идёт в колее вместе со всеми?

Фриц:
Ну это, в общем, совершенно стандартный атрибут государственности – гнобить какую-нибудь группу. Когда-то распинали на крестах христиан, потом уже христиане начали жечь на кострах разных ведьм, потом в Советском Союзе, допустим, искали и раскулачивали врагов народа, сейчас вот настала очередь всего, что связано с детьми. Свежий пример –в четверг или в пятницу засуспендили одного из наших оппозиционных блоггеров – piligrim-67. Товарищ очень много писал, имел несколько тысяч френдов, и вскрывал разного рода большие аферы, – допустим, с фермой, на которую было затрачено 3 миллиарда рублей, и состояние которой сейчас совершенно ужасающее. Так вот, его засуспендили (заблокировали) не за его политическую деятельность, а за то, что он разместил ссылку на какую-то детскую порнографию с комментарием «посмотрите, вот кто-то свободно размещает детскую порнографию, и никто не почешется, чтобы её удалить». Вот за эту ссылку его журнал засуспендили. Т.е. в моём понимании это совершенно стандартная охота на ведьм. И здесь впереди, к сожалению, не Россия, здесь впереди так называемый цивилизованный Запад, потому что у нас в Советском Союзе всего этого не было, это пришло уже в последнее десятилетие приблизительно, и развивается сейчас довольно активно.

Сергей:
Да, я слышал о таком, и в гораздо более мрачных тонах, то, что случается здесь, в Канаде, и более того – я слышал об этом, что случается в Германии, – по-моему, там какой-то совсем мрак насчёт этого, и даже страшно думать – как в королевстве зеркал живёшь каком-то…

Фриц:
Ну почему страшно? Это же, собственно, так устроена жизнь, и всегда так было. Если бы мы жили 50 лет назад – ну страдали бы евреи, допустим (ну не 50, а до начала второй мировой войны, в 30-х годах). Либо если бы мы жили 50 лет назад в Америке, страдали бы негры, а если бы мы жили 20 лет назад, то страдали бы, наоборот, расисты. Сейчас вот настала очередь всего, что связано с детьми, Пройдёт еще 10-20 лет – найдёт человечество какую-нибудь очередную жертву.

Сергей:
Ну так нечестно. Могут страдать там негры, расисты, прочие-прочие-прочие, но страдать детям – ну не должно быть этого в обществе…

А вам не кажется, что проблема ювенальной юстиции, она острая, конечно, но является ли она самой острой проблемой? Если думать о каких-то проблемах в обществе, мне в голову приходит в первую очередь армейская дедовщина, и может быть, какие-то другие вещи, от которых страдать может гораздо большее количество народа. У вас такое отношение к ювенальной юстиции – это что-то личное, или вам просто она кажется действительно наиболее острой проблемой?

Фриц:
Есть несколько отличий.

Армия, для начала, у нас по сути добровольная. Т.е. человек, если в армии служить не хочет, он в ней может не служить достаточно просто – либо заплатив денег военкомату, либо переехав на съёмную квартиру, либо ещё какими-нибудь способами. И в принципе, каждый знает, что в 18 лет будет такая вот у него проблема, и если он пытаться дедовщину эту терпеть или бороться с ней не готов, то юноша всегда может службы в армии избежать.

Что касается ювенальной юстиции, тут не всё так просто. От неё не застрахован никто, и в принципе, её можно ждать круглосуточно, что вот завтра тебе в дверь постучат, и будут предпринимать какие-нибудь действия.

Плюс – ювенальная юстиция, в отличие от службы в армии, имеет особенность следующую: её можно использовать в репрессивных целях. Нельзя, допустим, угрожать какому-нибудь оппозиционеру, что завтра мы, мол, возьмём и заберём у тебя сына в армию. Потому, что, во-первых, у него может не быть сына, а во-вторых, сыну может быть не 18 лет, а допустим, 10 лет, или наоборот – 28. А с ювенальной юстицией довольно чётко – её можно использовать как средство давления на людей. И в качестве средства давления не только политического, но и обыкновенного бандитского вымогательства.

Как это бывает сейчас: мне приходят уже регулярно письма, что начинают, соотвественно, требовать денег, чтобы вернуть детей, либо чтобы не забирать детей. Ну и разумеется, местные власти начинают потихоньку использовать ювенальную юстицию в качестве средства давления на разных протестующих.

Не далее как сегодня прислали письмо – в одном из городов был пикет, и после пикета его организатора навестил участковый, и сообщил, что вы, мол, готовьтесь – у вас дети как-то не так воспитываются, мы собираемся их забирать в детский дом. Намекали так, достаточно прозрачно.

Сергей:
Это не митинг ли в Нижнем Тагиле сегодняшний?

Фриц:
Я не помню сейчас, какой был город, я это мельком только просмотрел, не изучал ещё тщательно ситуацию, но это, в принципе, не в первый раз. Из того, что я изучал тщательно, было, допустим, с АвтоВАЗом – когда практически забрали ребёнка у одной из журналисток, которая протестовала против того, что на АвтоВАЗе происходит. Сейчас я, к сожалению, не знаю, что с ней случилось, может быть, она уехала уже из Самары/Тольятти, но какое-то время это было достаточно горячей темой, об этом писали все.

Сергей:
А не может ли быть, что ювенальная юстиция изначально что-то положительное несла? Действительно какие-то хорошие люди думали защитить детей, просто со временем она трансформировалась в нечто такое монстрообразное, которое можно использовать совсем в других целях? Или это однозначно теория заговора, и с самого начала она планировалась как средство репрессий?

Фриц:
Давайте представим себе, допустим, 18-й век, и что в 18-м веке какие-то добрые и порядочные люди собрались и сказали – у нас много людей умирает от инфарктов (ну они там по-другому раньше назывались, но всё равно они были известны), давайте начнём делать операции на сердце. И принудительно людям больным, соответственно, начали делать операции на сердце, т.е. как только кто-то багровеет-падает, его тут же привозят в больницу, и там доктора его режут.
В 18-м веке.

К чему бы это привело?
Очевидно, ни к чему хорошему, потому как у медицины в 18-м веке не было никаких инструментов, чтобы помочь сердечникам, т.е. они могли своим вмешательством сделать только хуже.

Так вот – сейчас у нас в начале 21-го века с детьми ситуация аналогичная. У общества нет практически никаких инструментов, чтобы помочь проблемным семьям. Во всяком случае, нет инструментов, чтобы помочь им против их воли, и любое вмешательство, скорее всего, принесёт только какой-то вред.

А что касается случаев, которые обычно муссируют в газетах, когда ребёнка, допустим, привязывают к батарее на цепь, чтоб не убежал, – это вопрос уже не ювенальной юстиции, это вопрос обыкновенного уголовного кодекса, там все эти вопросы тщательно и подробно прописаны.

Что же касается ювенальной юстиции как помощи в ситуациях спорных, когда, допустим, ребёнка не привязывают на цепь, а не выпускают, скажем, гулять, за то, что он двойку получил, – тут мы пока не можем вмешиваться, у нас недостаточно развита психология, чтобы таким семьям можно было действительно помочь. Повредить, испортить что-то – да, это можно, это без проблем. Помочь – мы пока не умеем. Может, через 50 лет научимся…

Сергей:
Если вернуться к блогосфере, к интернет-сообществу, не кажется ли вам, что вот эта онлайн-вседозволенность, возможность писать и о ювенальной юстиции, и, более того, о каких-то чиновниках, которые что-то нехорошее делают, появилась и остаётся до сих пор по некому недосмотру, и что система до сих пор, может быть, или не осознала, что у неё появился достойный противник, или осознала, но не может, в связи с собственной громоздкостью или неповоротливостью (или, может быть, глупостью) как-то достойным образом отреагировать? Сейчас, ваш прогноз, мы увидим какой-то ответ? Вернее – я думаю, что мы сейчас какой-то ответ видим, но он достаточно бессвязный и не приносящий значительного ущерба рунету. Будет ли система в дальнейшем давить всё больше и больше, так, что через 10 лет мы будем вспоминать сегодняшнее время как эпоху оттепели?

Фриц:
Если такого рода диктатура и наступит, а она, в принципе, как показывает история, должна наступить, если не случится ничего принципиально нового, то я думаю, что она придёт к нам с Запада. Потому что у России нет сейчас никаких возможностей контролировать интернет…

Сергей:
Но Китай как-то контролирует же…

Фриц:
Честно говоря, насколько мне известно, он его не контролирует. Он пытается что-то делать, какие-то там ставит файрволлы, но китайцы совершенно спокойно пишут, и совершенно спокойно узнают всё, что угодно. Т.е. Китай интернет не контролирует, он непосредственно, насколько мне известно, бьёт по оппозиционерам. Но собственно информацию он контролировать, хоть и пытается, всё-таки не может.

Контролирует интернет Северная Корея.
Известно каким путём – путём полного контроля над гражданами. Вот таким образом интернет контролировать – да, можно.

Сергей:
Я это и имею в виду.
Каждый провайдер требует паспорт,
Каждое интернет-кафе – только по предъявлению паспорта туда проходишь, и полностью все твои действия записаны и под контролем.

Фриц:
В Северной Корее не так, в Северной Корее просто нет интернета, и даже нету просто компьютеров у рядовых граждан. Как в Советском Союзе было, допустим, в 80-х годах – тогда компьютеры были только в школах-институтах, и то далеко не во всех. А в обычных квартирах они начали появляться только в 90-х годах, и интернет так начал широко распространяться в современной России в конце 90-х, тогда как на Западе, если мы вспомним, это всё где-то на десятилетие раньше пошло.

Сергей:
А прийти с Запада – каким образом?
Контролировать на уровне организации доменов, или что может быть? Чего стоит бояться, на ваш взгляд?

Фриц:
У нас есть такая страна, как Соединённые Штаты Америки, которая является мировым лидером по пропаганде. Пропагандировать что-то, агитировать – это американцы первые. У них есть очень хорошие технологии, как создавать общественное мнение, в том числе и в других странах. Т.е. я ничуть не удивлюсь, если там технологи придумают, как влиять на общественное мнение таким образом, чтобы оно шло за большинством.

На данный момент влиять на общественное мнение особо не получается, правду скрыть достаточно сложно. Вернее, удаётся влиять на общественное мнение в каких-то точечных вещах, по вопросу, скажем, детей, как мы уже обсуждали, по вопросу наркотиков отчасти.. но собственно, это и всё… А все остальные горячие темы люди обсуждают свободно, и внушить им какую-то чуждую мысль через интернет не получается пока.

Сергей:
Я просто в последнее время поражён количеством случаев – и синие ведёрки, и та же ювенальная юстиция, и в вашем блоге находились объявления о том, что принимаем на работу людей, которые будут ходить по семьям и кого-то там выискивать, многое-многое-многое в этом ряду. И странно – действительно ли мы в иное качество отношений с властью вступили, или это ненадолго?
Я поражён этой силой блогосферы, и я лично не ожидал, что действительно какие-то плоды это приносит…

Фриц:
Была следующая ситуация.
Была тёмная комната, в которой копошились чиновники, обтяпывали свои тёмные делишки. И были приручены журналисты, которые писали только о том, о чём можно, а о том, о чём нельзя, старались не писать. Там у нас более сложная система, но я думаю, что вы знаете не хуже, чем я, как у нас всё устроено было в России.

Блогосфера сработала как включенная внезапно в этой комнате лампочка, и всё то, что было совершенно нормальным и привычным в течение последних 10 лет, внезапно вылезло на свет, и мы это всё увидели. Это же не появилось, все эти вещи, за последний год? Это было достаточно давно, сейчас просто мы все начали видеть.

Отличие блоггера от журналиста в том, что у блоггера нету редактора. И блоггеры в принципе не испытывают особого страха, что у него аккаунт засуспендят, или ещё что-то – это большинством рассматривается как какие-то мелочи жизни. Поэтому блоггер может себе позволить роскошь писать правду, как она есть, в отличие от журналиста, который всё-таки должен думать о своём будущем и своей карьере.

Сергей:
С другой стороны – журналист за свою работу получает деньги, а блоггер – нет. И соответственно, журналист может писать больше, и более тщательно и профессионально, а блоггер – не так. Многие приводят упрёки к блогосфере, что это написано совсем непрофессионально, сегодня написано, завтра – нет, тяп-ляп, данные не проверены и неверны, и вообще, анонимность в интернете вредна, начиная от непрофессиональности, прежде всего.

Фриц:
Я, честно говоря, не очень много видел профессиональных журналистов, и я слабо представляю, как профессиональный журналист может написать профессионально, допустим, про атомные станции. Т.е. когда работающий на атомной станции человек пишет о своей работе, у него, насколько я понимаю, по умолчанию получится гораздо более профессионально, чем у самого лучшего журналиста. Может быть, менее связно, может быть, текст будет не так легко читаться, но профессионализм и журналистика – они слабо совместимы.

Что касается анонимности, да, анонимность – кость в горле у огромного числа людей, в том числе и журналистов, но это, боюсь, тема для отдельного большого разговора. Я считаю, что за анонимностью будущее, и что анонимность – это не какое-то зло, с которым надо смириться, а это самое лучшее, что, в принципе, есть в интернете.

Сергей:
Вы считаете себя революционером в блогосфере, борцом за всеобщее счастье каким-то образом, или ни с кем борцом вы себя не позиционируете? Вообще говоря, как у порядочного сатаниста, у вас должны быть личные интересы во всей вашей деятельности…

Фриц:
Собственно, да, так и есть, я не являюсь оппозиционером, не хочу никого побеждать, никого делать счастливым насильно. Иногда помогаю людям, если меня об этом просят. Если меня не просят, то я лезть в чужую жизнь, в чужие дела,и кого-то вытянуть или спасти даже и думать не буду. Борцом я ни разу не являюсь и не хочу являться. Но некоторые вещи, к сожалению, затрагивают лично меня, а некоторые вещи слишком весёлые, чтобы о них можно было промолчать.

Сергей:
Я в ваших постингах встречал несколько очень смешных моментов, но, как мне кажется, уровень юмора вообще в постингах ваших не дотягивает до уровня осмысленности постингов. Т.е. он как бы есть, но я почему-то ожидал бы больше юмора и больше смешного, может, какого-то стёба… Может, я просто не понимаю его, но в основном у вас такие очень серьёзные, логичные, раскладывающие все по полочкам постинги. Вы к юмору склонны вообще-то?

Фриц:
Склонен, и в принципе, он там есть, просто сменилось поколение блоггеров. Было поколение блоггеров – Тёма, Апач, разные другие, которые привыкли писать с большой примесью прямой ругани, т.е. с матерком, с оскорблениями в адрес оппонентов, с издевательством, со стёбом.

Но это было, это всё прошло, сейчас принято писать иначе. Сейчас принято писать подчёркнуто вежливо, корректно, аккуратно.

А писать, как это было принято, в стиле udaff.com – всё, поезд ушёл, сейчас 2010 год, сейчас люди от этого уже устали, им не хочется это читать.

Сергей:
А не скучно ли жить по учебнику логики? Не тянет ли сделать иногда что-то такое феерично-бестолковое такое, нелогичное и бессмысленное, просто для разнообразия?

Фриц:
Ну собственно, я так регулярно и поступаю. Вы можете заглянуть в мои посты, допустим, под тэгом Моск, и в этом убедиться. Просто разные есть вещи, можно раздеться голым, раскраситься в разные цвета и бегать по улице, а можно пошутить как-то чуть более тонко. Я стараюсь не перегибать палку.

Сергей:
Хорошо, я перечитаю ещё раз.
Я подозреваю, что до меня просто не дошло лично это 🙂
Спасибо большое.

Как человек, склонный к эмиграции, я хотел бы вопрос задать и на эту тему. Считаете ли вы, что эмиграция, т.е. переезд из одного географического места в другое, может быть каким-то выходом для кого-то, либо все страны – одинаковы, и если у человека есть проблема, то она сугубо внутри?

Фриц:
Знаете, школьные психологи так обычно говорят, когда к ним приходят дети, что вот так и так, меня в классе мучают и обижают, и школьный психолог обычно говорит, – знаешь, Вася, проблема-то не в классе, проблема – в тебе, тебе надо быть более сильным, и так далее.

На мой взгляд, это отмазка, потому что в любой проблемной ситуации вина всегда лежит на двух сторонах – на этом гипотетическом мальчике Васе, которого в школе мучают, и на самой школе, которая позволяет этого мальчика мучать.

Ровно то же самое и с эмиграцией. С одной стороны – да, сами эмигранты виноваты, что не смогли найти себе место в своей родной стране. С другой стороны, всегда есть и вина страны, что она не дала ему этого места.

Например, если мы возьмём Россию, допустим, 15-летней давности, начала 90-х, тогда, если помните, средняя зарплата была в районе 100-150 долларов, в то время как в тех же самых Штатах, в Канаде она была раз так в 10 больше. И было бы глупо, скажем, программисту или врачу не переехать в такой ситуации.

Что касается ситуации сейчас, я уже вижу не так много смысла эмигрировать. С одной стороны, у нас больше проблем, допустим, с преступностью, с другой стороны – в Штатах, в Канаде тоже есть сейчас свои особенности, о которых я не буду сейчас упоминать, было бы нелепо, правда?

Сергей:
Вы говорите о «колбасной эмиграции», людях, которые ищут, где выше зарплата – это, к слову, презираемая многими эстетами-иммигрантами часть иммиграции. А те, кто на каком-то духовном уровне, или на идейном уровне не согласен с обществом, что им делать? Вы считаете их слабаками, которые не смогли изменить мир, или подстроиться под мир, и вместо этого сменили окружение?

Фриц:
Помните, Макаревич пел «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас»? Чем Макаревич закончил?

Сергей:
Да, вчерашним постингом в вашем журнале, я видел.

Фриц:
Соответственно, я считаю, что это в корне порочная позиция.
Позиция «если дела обстоят плохо, не надо менять себя, надо менять мир» – это, я считаю, позиция неудачника. Разумный человек делает то, что он сделать может. Изменить мир? Разумный человек в принципе понимает, что у него если это и получится, то с очень маленькой вероятностью.

Поэтому разумный человек и смелый человек будет менять, собственно, себя. А изменить себя – это, например, изменить такой свой атрибут, как местоположение, т.е. взять и проголосовать ногами, переехать.

Поэтому обвинять эмигрантов в том, что они от чего-то прячутся от жизни, я считаю, неправильно. Я считаю, что обвинять в том, что прячутся от жизни, надо, наоборот, тех, кто остаётся и рассчитывает, что он что-то там поменяет.

Про эмигрантов же на самом деле – очень большая тема.

Вся идеология метасатанизма построена на том, что надо посмотреть на мир с правильной точки зрения. А именно – изнутри своей собственной головы. А с точки зрения человека самый разумный путь решения каких-то серьёзных проблем – не пытаться изменить окружающий мир, а изменить себя, т.е. в случае эмиграции – переехать в другую страну. В этом плане те, кто обвиняет эмигрантов в том, что они чего-то испугались, слабые люди и так далее, – с моей точки зрения, скорее проходят по разряду троллей, которые хотят вывести эмигрантов из себя и возбудить в них какую-то ненависть, ярость или боль.

Сергей:
Собственно, я тоже пришёл в своё время к приблизительно такому же выводу, но переживал, что, может, у меня вывод очень субъёктивный, поскольку я являюсь заинтересованной стороной в этом.

Фриц, у вас некоторое время назад (полгода назад) начались подкасты, разговор вживую, и благополучно месяц назад они закончились. Мы можем ожидать продолжения, или умерла – так умерла?

Фриц:
Подкастинги отнимали у меня массу времени и сил. Для меня, к сожалению, гораздо проще написать текст, чем тот же самый текст из головы наговорить в микрофон в компьютер. И у меня сейчас банально не хватает времени. Если бы в неделе было не семь дней, а восемь, то восьмой день я мог бы посвятить подкастам. Но пока, к сожалению, такой возможности у меня нет.

Возможно, через год, через два, когда я буду ближе знаком с умением говорить, ситуация изменится – мне будет, наоборот, проще говорить, чем писать. Тогда я вообще заброшу своё письмо, и буду вместо этого делать подкасты, либо даже видеоролики. Но пока для меня говорить голосом слишком тяжело, поэтому я предпочитаю не говорить, а излагать свои тексты на мониторе компьютера.

Дело в том, что я на самом деле кто-то вроде хикки, и я не очень люблю общаться с большим количеством людей. Поэтому для меня говорить сразу большому залу всегда было тяжело. Когда идёт какой-то диалог, тут всё просто и понятно. Задают какие-то вопросы – я на эти вопросы даю ответы, либо я, в свою очередь, о чём-то спрашиваю.

Я понимаю, в принципе, что мой собеседник хочет мне сказать, и что он хочет от меня услышать. Но говорить в пустоту, представляя себе какого-то среднего слушателя, для меня крайне тяжело. Т.е. основная проблема именно в этом – в том, что у меня идёт монолог, а не диалог. Если бы был диалог, мне было бы, думаю, гораздо проще эти подкасты вести. И может быть, через какое-то время я созрею на то, чтобы заменить подкасты на какие-то диалоговые передачи – они, я думаю, не будут отнимать у меня сил.

Сергей:
Может, ваша склонность к написательству связана с неким перфекционизмом, что каждое слово надо выверить, взвесить, два раза исправить, абзацы перечитать по третьему разу, и чтобы совсем уж очень красиво и вылизанно ввкладывать на всеобщее обозрение. А вживую получается не настолько красивой и не настолько прилизанной вся эта конструкция?

Фриц:
Тут, скорее, дело не в перфекционизме, а в стандартном устройстве размышлений. Чтобы поразмышлять о чём-то, надо прогнать мысль по спирали, т.е. несколько раз об одном и том же подумать. Делать это на бумаге очено удобно – можно написать какой-то текст, совершенно не заботясь, чтоб он был грамотным или хотя бы правильным. После этого текст несколько раз перечитать, и в процессе исправлений достигнуть гораздо более высокого понимания, т.е. текст, по сути, будет рождаться непосредственно в процессе написания.

Если бы я мог делать точно так же с подкастами – наверное, тоже было бы это просто. Но увы, с подкастами я могу только имитировать комментарии в Живом Журнале, когда есть какие-то вопросы, и на них я даю какие-то готовые ответы. А в формате аудио сразу же выдавать какой-то связный монолог – у меня так не получается.

Сергей:
Т.е. я так понимаю, что этот формат, аудио или даже видео, потенциально интересен, и вообще говоря, когда-то он возобновится. В текстах вы просто чувствуете себя свободнее?

Фриц:
Я вообще здорово рассчитываю, что компьютеры сделают очередной шаг, и то, что мы сейчас наблюдаем в блогосфере в виде текстов и комментариев к ним, мы будем наблюдать в виде какой-то видеоконференции, когда люди будут оставлять комментарии в формате видео («живое общение»). Как это будет реализовано технически, я пока не очень понимаю. Но я очень на это рассчитываю, что мы всё-таки уйдём от текстовой формы общения, и будем общаться вживую со всеми читателями.

Сергей:
Вживую аудио формат сложен тем, что поисковики его не слишком-то распознают, т.е. нам надо для начала придумать какую-то систему, которая будет транслировать это всё в текстовый формат. Также многие предпочитают текстовый формат, т.к. можно пробежаться глазами по тексту намного быстрее, чем переслушивать целую передачу.

Фриц:
Я согласен, это два разных формата. А что касается поисковиков – так это же плюс, что они этот формат не распознают пока, потому что иметь свои слова, сказанные 10-20 лет назад, в поисковике на всеобщем обозрении, иногда бывает обидно.

Сергей:
Надо вовремя сменить ник, и говорить следующие слова под другим ником. 🙂

Фриц:
Есть конечно, та беда, что в принципе, как бы человек всё не менял бы, всё равно это можно при желании найти. Но для большинства людей этот метод сработает, я согласен.

Сергей:
Ну когда ты чувствуешь, что ты перешёл на другой уровень, и немножко тебе может быть стыдно за то, что ты говорил раньше… Хотя плохо, конечно, если ты говорил раньше под своим именем, а имя в паспорте менять сложнее, чем ник в интернете…

Фриц:
Ну это отдельная большая тема… Можно утешиться тем, что когда человек достигает такой известности, что кто-то начинает выискивать его старые слова, информационный поток, который идёт вокруг него, настолько плотен, что вот эти голоса недоброжелателей, которые что-то там раскапывают в прошлом, уже просто заглушаются и не слышны.

Сергей:
Когда стоишь на пьедестале, уже можешь не обращать внимания на то, что кто-то там что-то там выискивает твоё древнее, которое вполне можно своим голосом заглушить?

Фриц:
Да, именно это я имел в виду.

Сергей:
Фриц, большое спасибо за свои соображения по этому поводу, и за время, что удалось уделить.

Фриц:
Спасибо, что всё-таки оказали мне честь, взяв у меня интервью. Надеюсь в скором времени услышать его в вашем эфире.

Сергей:
Если у вас вопросы к Фрицу Моргену, вы можете их задать в комментариях к этому выпуску, либо на его странице fritzmorgen.livejournal.com.

Фриц:
Я думаю, я буду просматривать комментарии хотя бы в течение нескольких дней после того, как этот выпуск выйдет, и можно и в комментариях к этой записи тоже мне задавать вопросы, я постараюсь на них ответить.

Сергей:
Хорошо, спасибо!
До свидания.

Фриц:
До свидания.

One Comment

  1. He put a weak argument in the mouths of his opponents.

    “Позиция «если дела обстоят плохо, не надо менять себя, надо менять мир» – это, я считаю, позиция неудачника. Разумный человек делает то, что он сделать может. Изменить мир? Разумный человек в принципе понимает, что у него если это и получится, то с очень маленькой вероятностью.”

    This is not what Sergei asked about. The question did not countered personal development with the active civil stance.

Leave a Reply